— Прав, тысячу раз прав фюрер. Славяне нелюди, а самые настоящие животные. Они даже ведут себя, как животные.
Отвернувшись, лейтенант прошел к середине комнаты. И здесь заметил странного одетого паренька с длинными черными волосами.
— Капрал, это еще что за чудо? — тычок пальцем в сторону окна.
— Задержанный, господин лейтенант. Его полицаи вчера у леса встретили. Я вам докладывал, — Золинген кивнул, что-то такое припоминая. Вчерашний день из-за празднования дня рождения их командира у него немного выпал из памяти. — Они сказали, что он скорее всего тоже диверсант. Только, по моему мнению, он дурачок местный. Эти же просто решили награду получить за него, как за настоящего партизана.
Лейтенант криво усмехнулся на это замечание. Очень даже правдоподобная мысль. Местные полицаи, ведь, тоже были русскими, а, значит, не далеко ушли от остальных. Такие же свиньи, лишь на немецкой стороне. Вполне могут выдать придурка за настоящего опытного диверсанта.
— Спроси, кто он и что делал в лесу, — кивнул Золинген, внимательно наблюдая за парнем.
Тот при этом вел себя совершенно спокойно. Вертел по сторонам головой, разглядывая половик на полу, старые фотографии на стенах, беленный потолок. Иногда останавливал свой взгляд на самом лейтенанте и солдатах. Казалось, совсем не боялся.
Капрал быстро что-то спросил. Русский, почти не раздумывая, ответил.
— Э-э, господин лейтенант, он точно дурачок. Какой-то бред несет, — замялся капрал, сморщив недоуменно рябое лицо. — Говорит, что он друид, хранитель Великого леса и зовут его, кажется, Гвэн.
У лейтенант дернулась щека. Явный признак скорого наступления бешенства. После контузии с ним уже не раз случался такой приступ.
В этот момент задержанный парень сам что-то спросил. Причем говорил с необычной требовательностью в голосе. Звучало так, словно он имел право так говорить.
— Что он там бормочет? — поморщился Золинген, стараясь успокоиться. Только нового приступа ему сейчас не хватало. — Переводи слово в слово.
— Я бы не хотел, господин лейтенант, — начал было капрал, но тут же наткнулся на встречный бешенный взгляд командира. — Так точно, господин лейтенант! Спрашивает, почему мы жестоко пытали ту девушку? Не боимся ли мы кары местных Богов? Он точно умом тронулся, господин лейтенант…
А задержанный к удивлению Золингена и не думал молчать. Снова заговорил. Причем речь оказалась весьма пространной.
— Ну? — лейтенант вопросительно взглянул на капрала, который уже и не рад был, что знал русский язык. — Что это животное еще несет? Мне даже занятно стало, как далеко он может зайти. Переводи все в точности, — сам же расстегнул кобуру.
— Он сказал, что мы недостойны быть воинами. У нас нет чести, раз мы так издевались над беззащитной женщиной, — повторяя это, капрал то и дело пытался что-то смягчить или даже не договорить. Но всякий раз недовольный рык командира заставлял его переводить дальше. — Предлагает нам отдать ему тело этой девушки и отпустить его. Взамен даст нам… э-э-э какое-то лекарство или снадобье. Говорит, в этом мире нет ничего похожего и мы обязательно будем довольны.
Сказав это, капрал замолчал и с явным испугом уставился на бледного, как смерть, лейтенанта. Точно вот-вот должен был последовать взрыв ярости. Но, к счастью, случилось другое.
— Ха-ха-ха-ха! — Золинген вдруг перегнулся от смеха. — Бог мой, это же натуральный идиот! Надо сегодня же остальным рассказать об этом! Надо же, я встретил настоящего кельтского друида, способного приготовить волшебный напиток! Похоже, этот придурок тоже читал легенду Гофмана о великом друиде Амергине и его чудодейственном зелье. Ха-ха-ха! Знатно повеселил он меня. Ха-ха-ха!
Капрал, радуясь, что «буря прошла мимо», тоже заулыбался.
— Такой недоумок определенно не может быть диверсантом. Большевики слишком умны, чтобы тратить свои ресурсы на такое дерьмо. Вот, что капрал, — на мгновение лейтенант задумался. — Прикажи полицаям взять этого идиота с его мертвой девкой и идти на кладбище. Пусть этот недоумок выкопает там для них двоих могилу. Кстати, раздеть его. Если он друид, то обязательно найдет способ согреться. Ха-ха-ха!
-//-//-
К обеду разыгралась самая настоящая метель. Вьюжило так, что в десятке шагов ничего не видно было. Тем страннее было то, что от крайней избенки в сторону погоста тянулся длинный след, постепенно исчезающий под снегом.
Эта троица, что не испугалась бурана, была уже на полпути. Позади шли двое местных мужиков с белыми и старыми советскими берданками в руках. Один из них немилосердно ругался, то и дело сплевывая снег. Берданкой нет-нет да и тыкал впереди бредущего обнаженного парня с тяжелой ношей на плечах.
Глава 4
-//-//-
Ихний погост и раньше дурной славой пользовался. Многие даже своих покойников к соседям в Малую Свербеевку возили, чтобы похоронить по-человечески. Поговаривали, что в незапамятные времена здесь одну ведьму заживо похоронили. Та же возьми и прокляни всех окружающих и само место. Мол, с тех пор на погосте и стали всякую погань видеть.
— О, батюшки, воет-то как, воет, аж все внутри обмирает, — замерла у окошка женщина, с испугом встраиваясь в темень за стеклом. — Спиридон, ты бы зажёг бы лампадку-то, а то боязно очень… — она бросила быстрый взгляд в угол, где на полке с иконами стояла потухшая лампадка. Оттого лики на иконах казались особенно нерадостными, строгими. Женщина тут же начала в пол голоса молитву читать.
Ее муж, сидевший в этот момент за столом, презрительно крякнул. Быстро опрокинул стакан с мутноватой жидкость в рот и тут же занюхал его куском хлеба.
— Дура-баба! — хмыкнул он, отворачиваясь от нее. — Сколько раз тебе говорил, то метель воет. Нет никаких гулящих покойников! В газетах про то уж столько писано, что и не перечесть, — Спиридон снова наполнил стакан, ставя его рядом с собой и с предвкушением рассматривая поднявшуюся в жидкости взвесь. Затем перевел взгляд на притихшую женщину и глубокомысленно добавил. — Эх, Марфа, не мертвых бояться надо, а живых…
Только в этот самый момент, словно опровергая все его умствования, прямо под самым их окном такой стон раздался, что кровь в жилах стыла. Женщина обмерла вся Едва с ног от ужаса не брыкнулась на пол. Стоит не жива не мертва. А хозяин побледнел, как смерть, за топор схватился.
— Спирюшка, смертушка наша пришла, — пискнула Марфа, вжимаясь в печь. Начала уже в полный голос молитву читать. — Господи иди еси на небеса…
— Замолкни! — зло рявкнул на нее мужик. — Эй, кто там? Отвечай, паря! Чичас из винтаря стрельну, мало не покажется, — естественно, не было у него никакой винтовки, но разве это важно было. — Отвечай!
А из-за двери продолжался раздаваться протяжный стон. Причем стон уже и не страшный был, а какой-то жалобный, чуть ли не кошачий. Такого и бояться совестно было.
Мужик, перехватив по удобнее топор, подошел к двери и чуть-чуть приоткрыл ее, пристально уставившись в появившуюся щель.
— Санька, вот же ты, дурная башка, напугал нас до усрачки! — вдруг с облегчением выдохнул он, на распашку открывая дверь. Внутри тут же появился местный дурачок, высокий детина в заиденевшем исподнем, усердно размазывавший слезы. — Чаво воешь-то да исчо в одних подштанниках? Упился горькой что ли? Заходь, заходь!
Воющего и отчаянно жестикулирующего, парня ввели в горницу. Усадили на лавку и дали в руки кружку с самогонкой.
— Пей, паря. Самогоночка, родимая, только на пользу пойдет, — Санька глотнул и сразу же закашлял. — Ничего, в другой раз сама пойдет. А таперича рассказывай.
Дурачок говорить толком не мог уже с рождения. Больше мычал что-то неопределенное, активно помогая себе руками и отчаянной жестикуляции. Вот и сейчас «говорил» именно так. К счастью, местные уже научились более или менее разбираться в его неразборчивых россказнях.
-… На погосте, гутаришь твой дядько остался? Замерз поди ужо? — морща лоб, разбирался Спиридон. — Подожди, подожди! Нежто про упырей гутаришь? Аль покойников? Як так забрали дядьку?